Тема поэта и поэзии привлекала многих творцов.

Однако не во все времена значимость поэта в мире искусства была одинакова. Например, в Древней Руси она была очень невелика: человек считался маленьким, смиренным перед Богом (истинным Творцом!) существом, и авторские имена в большинстве случаев не сохранялись.

В эпоху Просвещения поэты начали осознавать себя избранными, Творцами, все значимее для них становилась мысль о бессмертии собственных творений и своем собственном.

Тема поэта и его творчества прочно закрепилась в пространстве русской классической литературы. Она многогранна и представлена различными аспектами. Это и проблема предназначения творчества, и проблема взаимоотношений поэта и толпы, поэта и власти, проблема бессмертия и величия Слова.

Так или иначе, многие поэты хоть раз, но затронули эту тему в своем творчестве; охватить ее в полном объеме невозможно, остановимся лишь на более значимых именах.

Тема поэта и поэзии нашла свое отражение в творчестве А.С.Пушкина. Стихотворение «Пророк» названо так неспроста, ведь в нем Пушкин пишет о поэте как о пророке, которым руководит сам Господь, он исполняет волю Создателя, это его предназначение. Поэту свыше дана сила «глаголом жечь сердца людей», иначе говоря, смело говорить людям горькую правду. В произведении «Поэт» Александр Сергеевич утверждает мысль о незначительности жизни поэта в отсутствие вдохновения («Меж детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он…»), но, как только «божественный глагол до слуха чуткого коснется», поэт возносится над толпой, над чернью. В стихотворении «Поэт и толпа» Пушкин по отношению к обывателям допускает такие выражения, как «чернь тупая», «бессмысленный народ» и «червь земли», тем самым еще более возвеличивая образ поэта-творца. Творец как бы отделяется от народа, он одинок по причине своего избранничества.

Другим поэтом, который тоже обращался к теме поэта и поэзии, был М.Ю.Лермонтов. Его «Пророк» является как будто бы продолжением пушкинского «Пророка». Однако если в стихотворении последнего поэт-пророк одинок по причине величия своей мудрости и миссии избранничества, то одиночество лермонтовского пророка объясняется его гордостью и презрением к остальным. Поэт стал не избранным, а изгоем в обществе («Смотрите, как он наг и беден, как презирают все его!»). У Пушкина пророк «в пустыне мрачной влачился», а, обретя дар, пошел вершить волю Бога, у Лермонтова же пророк бежит обратно «через шумный град» в эту пустыню внутреннего мира – мира обиды и презрения.

Н.А.Некрасов в стихотворении «Элегия» (1876) также рассматривает проблему взаимоотношений поэта и народа, но, если у Пушкина и Лермонтова творец противопоставлялся толпе, то Николай Алексеевич пишет о том, что у поэта одна цель – служение народу («Я лиру посвятил народу своему…»). И пока народ не будет счастлив, поэт будет преследовать эту цель. Некрасов утверждает ценности гражданской поэзии, он пишет о союзе народа и поэта, о теме гражданскго служения искусства («Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан» («Поэт и Гражданин»)).

Еще одним поэтом, в стихах которого раскрывается тема поэта и поэзии, был А.А.Фет. В своем произведении «Одним толчком согнать ладью живую…» он пишет о поэте как об избраннике, обладающем даром, который отличает его от других людей. Однако в стихотворении Фета нет противопоставления поэта толпе, как у Пушкина, нет и слов об объединении поэта и народа, как у Некрасова, и поэт совсем не горд и не одинок из-за своей избранности, как у Лермонтова. Фет пишет лишь о поэзии как о даре, данном свыше, он изображает момент нисхождения этого дара на поэта и описывает то, что чувствует в этот момент сам творец – неслыханную мощь слова, воздействующего на душу человека:

Шепнуть о том, пред чем язык немеет,
Усилить бой бестрепетных сердец -
Вот чем певец лишь избранный владеет,
Вот в чём его и признак и венец.

В произведении Фета поэт наслаждается способностью ощущать жизнь во всей ее полноте благодаря своему дару.

Ворохобко Варвара, 11 класс, 2013

(5,1 Кб, 641 hits)

С4, С5. Тема поэта и поэзии в творчестве А.А.Блока и М.И.Цветаевой (эссе)

Осмысляя свое предназначение, поэт размышляет о себе и своей судьбе, о силе и значении слова в контексте не только собственной жизни, но и – как минимум – литературного процесса своего времени или даже культуры в целом.

«Поэта далеко заводит речь…»

Смыслы наполняют сознание, и многие поэты решают для себя, что станет их главенствующей темой, пытаются определить путь своего развития, пресловутую творческую эволюцию.

«Поэта – далеко заводит речь…»

Позиции сходятся – и расходятся, литературная критика развивается вместе с самой литературой, и проблематика взаимоотношений поэта и толпы, поэта и критики обостряется.

ХХ век открыл новое, качественно иное понимание поэзии: некрасовский постулат «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан» отвергается, как и многие тенденции XIX века. «Поэт в изгнанье и сомненье на перепутье двух дорог», – пишет Блок. Судьба нового пророка неизвестна – «чего желать, куда идти?». Риторические вопросы и лексический повтор («в изгнанье и в сомненье») подчеркивают напряженность поиска ответа на вопрос о пути поэта, который следует далее: но – «даль привидится ему». Какая же? Творить – ради самого слова, становящегося символом и, следовательно, смыслом, творить, соединяя себя с миром горним, миром великого Творца и его законами – вот новая, а на деле старая идея, имеющая долгую традицию в культуре.

Оппозиция «поэт – толпа» представлена в стихотворении Блока «Поэты» (1908), где речь идет о противопоставлении мира художника, поэта ценностям обывательским. На «горестной земле» тоскливо всем, а «вино и страсть» – реалии обоих миров. Однако – «по крайности, есть у поэта и косы, и тучки, и луг золотой, тебе ж недоступно всё это!»

Саркастичное обращение «милый читатель» позволяет нам провести параллель с «читателем газет» Цветаевой. «Глотатели пустот, читатели газет» – еще одно обращение к толпе.

Цветаева посвятила множество стихотворений взаимоотношениям поэта и толпы. В поэме «Крысолов», основанной на немецкой легенде, раскрывается конфликт между поэтом и мещанством. У нее мы встретим и тему судьбы поэта и его избранности – «поэтовы затменья не предугаданы календарем», . Её отношение к славе заключалось в коротком «За что мне сие?». Однако судьба стихов – важнее, дороже, значимее, и оттого еще в 1913 г. она пишет: «Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед», обращаясь еще к одной традиционной теме – бессмертия поэтического слова.

Цветаева не единожды писала о том, что стихи сбываются – страшными, предвещающими недоброе символами. И все же – «Бог сохраняет всё, особенно слова прощенья и любви, как собственный свой голос».

Вдохновение – «вдох мгновенья душою немой», «не предугаданная календарем» стезя, жажда, «зависимость», как в Нобелевской лекции писал Бродский. Тема вдохновения – таинственного мгновения, иррационально-непостижимого в процессе творчества, привлекала этих поэтов.

Куда в своем «производстве смыслов» заведет речь сегодняшних молодых поэтов, как преломится в понимании поэтов слово – Бог весть…

Поскольку – «Поэта – далеко заводит речь…»

Пашина Ольга 11 класс, 2013

Views: 22928

(1)- Мне в Борисоглебский переулок, - сообщила я молодому таксисту, - дом-музей Марины Цветаевой.

(2)- Парень включил навигатор, стал всматриваться в карту маршрута.

(4)- Кто жил? - переспросил он через минуту.

(5)- Цветаева, поэт, знаете?

(6)Он улыбнулся:

(7)- Не-а.

(8) Такого ответа я никак не ожидала. (9)В принципе, размышляла я, уставившись в окно перед собой и изредка косясь на водителя, симпатичного и блондинистого, человеком можно быть хорошим… и не знать поэтов-писателей. (10)Но мне вдруг стало любопытно, кто он и откуда: очень уж хотелось понять, почему имя Цветаевой (и, полагаю, многих других великих деятелей литературы) для него ничего не значит. (11)Я решила порасспросить парня. (12)Узнала, что ему 24 года, москвич в третьем поколении.

(13) Родители служащие, с высшим образованием. (14)Да и сам он окончил что-то вроде специализированного колледжа. (15)Как же он мог не слышать о Цветаевой? (16)В общем, причины столь низкой осведомлённости в области поэзии так и остались для меня загадкой. (17)Может, дело в качестве современного образования, а может, он сам не хотел ничего знать, считая стихи глупостью. (18)И всё же я решила ему хоть какой-то ликбез устроить. (19)Тут меня осенило.

(20)- А песню в исполнении Аллы Пугачёвой слышали? (21)«Мне нравится, что Вы больны не мной…»? — пропела я сиплым голосом.

(22)Парень заёрзал на сиденье:

(23)- Знаю, а как же!

(24) Я чуть не подпрыгнула от радости:

(25)- Ага! (26)Так это стихи Марины Цветаевой! - и процитировала ещё строчки.

(27)- Здо-о-рово! - протянул он с удовольствием.

(28) На прощание на клочке бумажки из его бардачка я написала, кроме Цветаевой, ещё несколько незнакомых ему имён: Мандельштама, Пастернака, Бродского. (29)Кто знает: вдруг он заинтересуется и хотя бы немного прочтёт о них. (ЗО)Он старательно, как первоклассник, повторил каждое слово вслед за мной, так что, может, и вправду запомнил. (31)«Ух ты, вот это класс, - бормотал он при этом торопливо, - вот это класс!» (32)И порулил дальше…

(ЗЗ)Мероприятие в музее начиналось только через двадцать минут.

(34) Так что у меня ещё было время, и я огляделась вокруг. (35)Прямо напротив, в маленьком сквере - памятник Марине Ивановне: сидячая фигура, склонённая голова с короткой стрижкой. (З6)Пройдя вдоль улицы и вернувшись обратно, я заметила, что к памятнику кто-то прилепился. (37)В буквальном смысле. (38)Девушка с распущенными волосами, в джинсах уткнулась в каменные ступни головой, обхватила широким жестом подол каменного платья, как ребёнок, прячась и прося прощения, и так застыла. (39)Какой разговор вела с ней эта девушка? (40)Или о чём-то просила? (41)А может, горевала по её судьбе? (42)Она стояла долго, потом оторвалась от глыбы и с какой-то счастливой улыбкой пошла прочь. (43)На вид ей было года 22-24. (44)Я не пыталась разгадать, кто она и откуда. (45)Её порыв говорил сам за - умудрённая глубоким творческим опытом душа в совсем юном теле. (46)Да, именно так, и думаю, что вряд ли кто-то станет возражать. (47)Ведь умение ценить поэзию и её автора, понимать, чувствовать сердцем - это ли не душевная мудрость?

(48)Эх, вот как бывает, думала я, возвращаясь вечером домой: эти - представители одного поколения, ровесники, живут в одном городе. (49)Но их миры - совершенно разные, с разными идеалами и ценностями. (50)Хорошо, что я сказала ему напоследок: хоть впросак теперь не попадёт перед своей девушкой. (51)Девушки любят поэзию… (52)Кто знает, а вдруг они встретятся?

(по Е. Кореневой*)

*Елена Алексеевна Коренева (род. в 1953 г.) — советская и российская актриса театра и кино, литератор, режиссёр.

Любовь к поэзии. Чем она является? Именно эту проблему поднимает Е.А. Коренева в предложенном для анализа тексте.

Размышляя над поставленным вопросом, автор текста вспоминает пример из собственной жизни и рассказывает о том, как познакомилась с молодым таксистом, который поразил её своим незнанием известных поэтов. Актриса не знает, что именно является причиной такой безграмотности, и выдвигает два предположения: виной тому качество современного образования либо пренебрежительное отношение таксиста к стихам, о чём говорится в предложении 17. Через какое-то время, подъехав к дому-музею Марины Цветаевой, литератор заметила молодую девушку, прилепившуюся к памятнику великой поэтессы. Автор с нескрываемым восхищением говорит об этой девушке: «Её порыв говорил сам за - умудрённая глубоким творческим опытом душа в совсем юном теле». Свои рассуждения автор текста завершает справедливым выводом о том, что встретившиеся ей таксист и девушка – совершенно разные люди с совершенно разными мирами и духовными ценностями, причём, по мнению автора, у девушки они развиты в большей мере.

Позиция автора текста по поднятой проблеме выражена ясно и однозначно и раскрывается в следующем предложении: «Ведь умение ценить поэзию и её автора, понимать, чувствовать сердцем - это ли не душевная мудрость?» Е.А. Коренева убеждена: любовь к поэзии – это признак душевной мудрости.

Моё согласие с авторской позицией можно обосновать следующим литературным примером. Вспомним стихотворение Ф.И. Тютчева «Не то, что мните вы, природа…». В этом произведении поэт говорит о том, что люди, считающие природу «бездушным ликом», «живут в сём мире как впотьмах». Далее автор рассуждает о том, какого счастья такие люди лишились: «Лучи к ним в душу не сходили, весна в груди их не цвела, про них леса не говорили, и ночь в звездах нема была!» То есть люди, которые не ценят природу, сами делают себя несчастными, то есть они лишены душевной мудрости. Потому они вряд ли смогут понять переживания Ф.И. Тютчева. И, наоборот, люди, которые природу любят (душевно мудрые люди), по достоинству оценят и стихотворения великого поэта. Таким образом, любовь к поэзии (которая означает и любовь к окружающему миру) является признаком душевной мудрости.

Приведу ещё один пример, который показывает: человек, который любит и ценит поэзию, является душевно мудрым, зрелым. У моей мамы есть подруга Лидия – человек широкой души и благородного сердца. Она видит в мире только прекрасное и всегда готова прийти человеку на помощь. Все её друзья и знакомые очень любят Лидию за её душевные качества. Сама Лидия утверждает, что её учителями были великие поэты: А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, А.А. Фет, Ф.И. Тютчев и многие другие. Ведь именно любовь к поэзии сыграла огромную роль в появлении у Лидии безграничной и прекрасной любви ко всему миру, а любовь к миру, несомненно, является признаком мудрости. Следовательно, любовь к поэзии означает наличие душевной зрелости у человека.

В заключение ещё раз подчеркну: поэзия способна пробудить у человека огромную любовь к миру, на которую способны лишь духовно взрослые люди, а потому умение ценить и любить поэзию является одним из признаков душевной мудрости.

Поэзия - один из важнейших путей становления человека. Не зря люди, которые читают наизусть стихи какого-либо автора сразу становятся в глазах остальных более возвышенными, более умными и зрелыми, более душевными. Проблему связи поэзии и зрелости человеческой души поднимает Е.Коревая в данном тексте.

Она словно сравнивала между собой двух совершенно разных людей, примерно одного возраста. Первым человеком, на которого актриса обратила внимание стал таксист, и то ли потому что автор так описывает, то ли по другой причине, читателю молодой человек кажется человеком не умудрённым, в какой-то степени глупцом, который не познал прелесть поэзии, ведь даже не сблизился с ней. А девушка, которая пала к ногам памятника великой поэтессы кажется мудрой девушкой, которая уже знает. что такое жизнь, поэтому то и знает прелесть литературы. Люди, которые игнорируют литературу обладают куда меньшим авторитетом, чем те, кто явно читает и наслаждается этим. Позиция автора ясна: любовь к поэзии может стать показателем зрелости и мудрости человека.

Я согласен с точкой зрения автора. Эту проблему не раз раскрывали в своих произведениях великие русские писатели и поэты. Так, в романе Ивана Тургенева "Отцы и дети" главный герой - нигилист Евгений Базаров презирает чувства и литературу, говорит о том, что это всё не нужно человеку будущего, он смеётся над Кирсановым старшим, который наизусть знает и читает Пушкина. Однако, после того, как он влюбился, он осознал неправильность своих суждений. Евгений повзрослел и понял важность литературы, что показывает значимость последней. Литература способна сделать человеку жизнь легче, убрать из души его пустоту. Так было с Родионом Раскольниковым из произведения Ф.М.Достоевского "Преступление и наказание". Он, полный горечи, прочитав Евангелию начал новую жизнь, что показывает значимость книги в жизни человека.

Поэзия способна изменить человека, подтолкнуть к новому, развить ему. Однако, чтобы понять это, необходимо понять её значимость, полюбить её. Человек, которому это удалось, повзрослеет, получит мудрость.

Обновлено: 2017-10-29

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

В каких произведениях русской классики поставлена пробле­ма воспитания и образования и что их сближает с пьесой Фонвизина?

Проблема воспитания и образования поставлена в повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка» и в романе И.А. Гонча­рова «Обломов». Во всех трех произведениях мы видим един­ство авторской позиции - понимание определяющей роли семьи, воспитания в формировании нравственного и интел­лектуального облика молодого человека.

Жизнь недоросля мы видим в повести А.С. Пушкина «Ка­питанская дочка». С пятилетнего возраста мальчика отдали на руки стремянному Савельичу, затем отец нанял для сына француза, мосье Бопре, слабовольного и легкомысленного человека. Петруша гонял голубей, лакомился пенками от ва­ренья, сваренного матушкой, делал змеев из географической карты, играл в чехарду с дворовыми мальчишками. Но в один прекрасный момент это «благоденствие» было нарушено. Отец отправил сына на военную службу. Здесь стоит отметить муд­рость и прозорливость Андрея Петровича Гринева, который не захотел, чтобы сын служил в Петербурге, где он «научится мотать да повесничать». Вместо Петербурга Гринев отправля­ет сына в Оренбург, в «сторону глухую и отдаленную», наде­ясь, что суровая и тяжелая служба сделает из него настоящего офицера. Значимо и напутствие, которое отец дает сыну на прощание: «Береги платье снову, а честь смолоду».

И герой исполняет завет своего отца. Гринев попадает в водоворот крупных исторических событий, оказавшись фак­тически между жизнью и смертью. И вот тут-то вчерашний недоросль предстает перед нами настоящим мужчиной с чет­кими, определенными понятиями о чести, о воинском долге, о милосердии. Гринев не бросает в трудную минуту свою неве­сту, не оставляет Савельича. До конца честен он и во взаимо­отношениях с Пугачевым, сохраняя верность государствен­ной присяге. Однако Петруша Гринев, превратившийся из не­доросля в достойного мужчину, - все же счастливое исклю­чение в русской литературе. Традиционное российское воспитание не сгубило его благородной, чистой души.

Но в русской литературе есть и пример героя, жизнь кото­рого оказалась загубленной благодаря воспитанию. Такой образец пагубного влияния воспитания на человеческую душу представляет нам И.А. Гончаров в романе «Обломов». Глав­ный герой этого романа давно уже стал у нас персонажем на­рицательным, символизирующим лень, пассивность, бездей­ствие.

Детство главного героя Ильи Ильича прошло в Обломов­ке, в тихом и сонном крае. Сказки няни, легенды и предания о нечистой силе, ласки матери, обильные обеды, вкусные до­машние пироги, прогулки по саду и двору - жизнь в Обло­мовке течет неспешно и неторопливо, ни бурь, ни потрясений не бывает в этом мирном уголке. Родители не позволяют маль­чику что-либо сделать самому, всячески балуют ребенка, не слишком утруждают его учебой.

И вот результат воспитания - в тридцать два года, оста­вив службу, Илья Ильич совершенно опустился, проводит все свои дни, не вставая с дивана, в любимом восточном халате и мягких удобных тапочках. Имение Обломова практически разорено, его обманывает управляющий, однако герой не в состоянии разобраться с собственными делами. Он мечтает о любви и семье, но идеальная любовь становится для него не­возможной: Ольга Ильинская не отвечает идеалу Обломова, Агафья Пшеницына же воплощает лишь одну сторону этого идеала. В жизни Обломова нет места каким-либо потрясени­ям, полезной деятельности. Безусловно, герой добр и благоро­ден, душа его «чиста и ясна, как стекло», он осознает сует­ность и бесполезность многих человеческих устремлений. Однако всего этого оказывается недостаточно для настояще­го счастья. Обломов так и не смог воплотить в жизнь своего идеала.

Раскрывая внутренний мир своего героя, Гончаров умело использует портрет, описание его домашней обстановки, пей­заж. Так, мысль гуляет по лицу Обломова «вольной птицей». Характерные детали его костюма - это восточный халат и домашние тапочки. Любовную историю с Ольгой Ильинской в какой-то степени символизирует ветка сирени, бро­шенная героиней.

Таким образом, система воспитания и образования, при­нятая в русских дворянских семьях в 18-19-м вв., была во мно­гом несовершенной, порочной, уродующей юные умы и серд­ца, губящей судьбы. В молодых людях развивались такие ка­чества, как лень, пассивность, инфантилизм, неумение реа­лизовать свои собственные мечты, и вместе с тем гордость и безверие, трусость и злонравие. Черты эти становились опре­деляющими в личностной реализации людей, в их судьбах, в их жизненной состоятельности. Воспитание, таким образом, определяет характер человека, его судьбу, его место в жизни.

Главный воспитатель любого человека - его жизненный опыт. Но в это понятие мы должны включать не только биографию "внешнюю", а и биографию "внутреннюю", неотделимую от усвоения нами опыта человечества через книги.

Событиями в жизни Горького было не только то, что происходило в красильне Кашириных, но и каждая прочитанная им книга. Человек, не любящий книгу, несчастен, хотя и не всегда задумывается об этом. Жизнь его может быть наполнена интереснейшими событиями, но он будет лишён не менее важного события - сопереживания и осмысления прочитаного.

Поэт Сельвинский когда-то справедливо сказал: "Читатель стиха - артист". Конечно, и читатель прозы должен обладать артистизмом восприятия. Но обаяние поэзии более, чем прозы, скрывается не только в мысли и в построении сюжета, но и в самой музыки слова, в интонационных переливах, в метафорах, в тонкости эпитетов. Строчку Пушкина "глядим на бледный снег прилежными глазами" почувствует во всей её свежести только читатель высокой квалификации. Подлинное прочтение художественного слова (в поэзии и в прозе) подразумевает не бегло почерпнутую информацию, а наслаждение словом, впитывание его всеми нервными клетками, умение чувствовать это слово кожей...

Однажды мне посчастливилось читать композитору Стравинскому стихотворение Стравинский слушал, казалось, вполслуха и вдруг на строчке "пальцами растерянно мудря" воскликнул, даже зажмурившись от удовольствия: "Какая вкусная строчка!" Я был поражён, потому что такую неброскую строчку мог отметить далеко не каждый профессиональный поэт. Я не уверен в том, что существует врождённый поэтический слух, но в том, что такой слух можно воспитать, - убеждён.

И я хотел бы, пусть запоздало и не всеобъемлюще, выразить мою глубокую благодарность всем людям в моей жизни, которые воспитывали меня в любви к поэзии. Если бы я не стал профессиональным поэтом, то всё равно до конца моих дней оставался бы преданным читателем поэзии.

Мой отец, геолог, писал стихи, мне кажется, что талантливые:

Отстреливаясь от тоски,
Я убежать хотел куда-то,
Но звёзды слишком высоки,
И высока за звёзды плата...

Он любил поэзию и свою любовь к ней передал мне. Прекрасно читал на память и, если я что-то не понимал, объяснял, но не рационально, а именно красотой чтения, подчёркиванием ритмической, образной силы строк, и не только Пушкина и Лермонтова, но и современных поэтов, упиваясь стихом, особенно понравившимся ему:

Жеребец под ним сверкает белым рафинадом.
(Э.Багрицкий)

Крутит свадьба серебрянным подолом,
А в ушах у неё не серьги - подковы.
(П.Васильев)

От Махачкалы до Баку
Луны плавают на боку.
(Б.Корнилов)

Брови из-под кивера дворцам грозят.
(Н.Асеев)

Гвозди бы делать из этих людей,
Крепче бы не было в мире гвоздей.
(Н.Тихонов)

Тегуантепек, Тегуантепек, страна чужая,
Три тысячи рек, три тысячи рек тебя окружают.
(С.Кирсанов)

Из иностранных поэтов отец чаще всего читал мне Бёрнса и Киплинга.

В военные годы на станции Зима я был предоставлен попечению бабушки, которая не знала поэзию так хорошо, как мой отец, зато любила Шевченко и часто вспоминала его стихи, читая их по-украински. Бывая в таёжных сёлах, я слушал и даже записывал частушки, народные песни, а иногда кое-что и присочинял. Наверное, воспитание поэзией вообще неотделимо от воспитания фольклором, и сможет ли почувствовать красоту поэзии человек, не чувствующий красоту народных песен?

Человеком, любящим и народное песни, и стихи современных поэтов, оказался мой отчим, аккордеонист. Из его уст я впервые услышал "Сергею Есенину" Маяковского. Особенно поразило: "Собственных костей качаете мешок". Помню, я спросил: "А кто такой Есенин?" - и впервые услышал есенинские стихи, которые тогда было почти невозможно достать. Стихи Есенина были для меня одновременно и народной песней, и современной поэзией.

Вернувшись в Москву, я жадно набросился на стихи. Страницы выходивших тогда поэтических сборников были, казалось, пересыпаны пеплом пожарищ Великой Отечественной. "Сын" Антокольского, "Зоя" Алигер, "Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины..." Симонова, "Горе вам, матери Одера, Эльбы и Рейна..." Суркова, "Не зря мы дружбу берегли, как пехотинцы берегут метр окрававленной земли, когда его в боях берут..." Гудзенко, "Госпиталь. Всё в белом. Стены пахнут сыроватым мелом..." Луконина, "Мальчик жил на окраине города Колпино..." Межирова, "Чтоб стать мужчиной, мало им родиться..." Львова, "Ребята, передайте Поле - у нас сегодня пели соловьи..." Дудина; всё это входило в меня, наполняло радостью сопереживания, хотя я ещё был мальчишкой. Но во время войны и мальчишки чувствовали себя частью великого борющегося народа.

Нравилась мне книга Шефнера "Пригород" с её остранёнными образами: "И, медленно вращая изумруды зелёных глаз, бездумных, как всегда, лягушки, словно маленькие будды, на брёвнышках сидели у пруда". Твардовский казался мне тогда чересчур простоватым, Пастернак слишком толстым. Таких поэтов, как Тютчев и Баратынский, я почти не читал - они выглядели в моих глазах скучными, далёкими от той жизни, которой мы все жили во время войны.

Одгажды я прочитал отцу свои стихи о советском парламентёре, убитом фашистами в Будапеште:

Огромный город помрачнел,
Там затаился враг.
Цветком нечаянным белел
Парламентёрский флаг.

Отей вдруг сказал: "В этом слове "нечаянный" и есть поэзия".

В сорок седьмом я занимался в поэтической студии Дома пионеров Дзержинского района. Наша руководительница Л.Попова была человеком своеобразным - она не только не осуждала увлечение некоторых студийцев формальным эксперементательством, но даже всячески поддерживала это, считая, что в определённом возрасте поэт обязан переболеть формализмом. Строчка моего товарища "и вот убегает осень, мелькая жёлтыми пятнами листьев" приводилась в пример. Я писал тогда так:

Хозяева - герои Киплинга -
Бутылкой виски день встечают.
И кажется, что кровь средь кип легла
Печатью на пакеты чая.

Однажды к нам приехали в гости поэты - студенты Ленинститута Винокуров, Ваншенкин, Солоухин, Ганабин, Кафанов, ещё совсем молодые, но уже прошедшие фронтовую школу. Нечего и говорить, как я был горд выступать со своими стихами вместе с настоящими поэтами.

Второе военное поколение, которое они представляли, внесло много нового в нашу поэзию и отстояло лиризм, от которго более старшие поэты начали уходить в сторону риторики. Написанные впоследствии негромкие лирические стихи "Мальчишка" Ваншенкина и "Гамлет" Винокурова произвели на меня впечатление разорвавшейся бомбы.

"Багрицкого любишь?" - спросил меня после выступленья в Доме пионеров Винокуров. Я ему сразу стал читать: "Мы ржавые листья на ржавых дубах...". Левая бровь юного мэтра удивлённо полезла вверх. Мы подружились, несмотря на заметную тогда разницу в возрасте и опыте.

На всю жизнь благодарен я поэту Андрею Досталю. Более трёх лет он почти ежедневно занимался со мной в литературной консультации издательства "Молодая гвардия". Андрей Досталь открыл для меня Леонида Мартынова, в чью неповторимую интонацию - "Вы ночевали на цветочных клумбах?" - я сразу влюбился.

В 1949 году мне снова повезло, когда в газете "Советский спорт" я встретился с журналистом и поэтом Николаем Тарасовым. Он не только напечатал мои первые стихи, но и просиживал со мной долгие часы, терпеливо объясняя, какая строчка хорошая, какая плохая и почему. Его друзья - тогда геофизик, а ныне литературный критик В.Барлас и журналист Л.Филатов, ныне редактор еженедельника "Футбол-Хоккей", - тоже многому научили меня в поэзии, давая почитать из своих библилтек редкие сборники. Теперь Твардоаский не казался мне простоватым, а Пастернак чрезмерно усложнённым.

Мне удалось познакомиться с творчеством Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама. Однако на стихах, которые я в то время печатал, моё расширявшееся "поэтическое образование" совсем не сказывалось. Как читатель я опередил себя, поэта. Я в основном подражал Кирсанову и, когда познакомился с ним, ожидал его похвал, но Кирсанов справедливо осудил моё подражательство.

Неоценимое влияние на меня оказала на меня дружба с Владимиром Соколовым, который, кстати, помог мне поступить в Литературный институт, несотря на отсутствие аттесата зрелости. Соколов был, безусловно, первым поэтом послевоенного поколения, нашедшим лирическое выражение своего таланта. Для меня было ясно, что Соколов блестяще знает поэзию и вкус его не страдает групповой ограниченностью - он никогда не делит поэтов на "традиционалистов" и "новаторов", а только на хороших и плохих. Этому он навсегда научил меня.

В Литературном институте моя студенческая жизнь также дала мне многоедля понимания поэзии. На семинарах и в коридорах суждения о стихах друг друга были иногда безжалостны, но всегда искренни. Именно эта безжалостная искренность моих товарищей и помогла мне спрыгнуть с ходуль. Я написал стихи , и, очевидно, это было началом моей серьёзной работы.

Я познакомился с замечательным, к сожалению до сих пор недооценённым поэтом Николаем Глазковым, писавшим тогда так:

Я сам себе корежу жизнь,
валяю дурака.
От моря лжи до поля ржи
дорога далека.

У Глазкова я учился ассвобождённости интонации. Ошарашивающее впечатление на меня произвело открытие стихов Слуцкого. Они были, казалось, антипоэтичны, и вместе с тем в них звучала поэзия беспощадно обнажённой жизни. Если раньше я стремился бороться в своих стихах с "прозаизмами", то после стихов Слуцкого старался избегать чрезмерно возвышенных "поэтизмов".

Учась в Литинституте, мы, молодые поэты, не были свободны и от взаимовлияний. Некоторые стихи Роберта Рождественского и мои, написанные в 1953-55 годах, были похожы как две капли воды. Сейчас, я надеюсь, их не спутаешь: мы выбрали разные дороги, и это естественно, как сама жизнь.

Появилась целая плеяда женщин-поэтов, среди которых, пожалуй, самыми интересными были Ахмадулина, Мориц, Матвеева. Вернувшийся с Севера Смеляков привёз полную целомудренного романтизма поэму "Строгая любовь". С возращением Смелякова в поэзии стало как-то прочнее, надёжнее. Начал печататься Самойлов. Его стихи о царе Иване, "Чайная" сразу создалиему устойчивую репутацию высококультурного мастера. Были опубликованы "Кёльнская яма", "Лошади в океане", "Давайте после драки помашем кулаками..." Бориса Слуцкого, стихи новаторские по форме и содержанию. По всей стране запелись выдохнутые временем песни Окуджавы. Выйдя из долгого кризиса, Луговский написал: "Ведь та, которую я знал, не существует...", у Светлова снова пробилась его очаровательная чистая интонация. Появилось такое масштабное произведение, как "За далью - даль" Твардовского. Все зачитывались новой книжкой Мартынова, "Некрасивой девочкой" Заболоцкого. Как фейерверк возник Вознесенский. Тиражи поэтических книг стали расти, поэзия вышла на площади. Это был период расцвета интереса к поэзии, невиданный доселе ни у нас и нигде в мире. Я горд, что мне пришлось быть свидетелем того времени, когда стихи становились народным событием. Справедливо было сказано: "Удивительно мощное эхо, - очевидно, такая эпоха!"

Мощное эхо, однако, не только даёт поэту большие права, но и налагает на него большие обязанности. Воспитание поэта начинается с воспитания поэзией. Но впоследствии, если поэт не поднимается до самовоспитания собственными обязанностями обязанностями, он катится вниз, даже не смотря на профессиональную искушённость. Существует такая мнимо красивая фраза: "Никто никому ничего не должен". Все должны всем, но поэт особенно.

Стать поэтом - это мужество объявить себя должником.

Поэт в долгу перед теми, кто научил его любить поэзию, ибо они дали ему чувство смысла жизни.

Поэт в долгу перед теми поэтами, кто были до него, ибо они дали ему силу слова.

Поэт в долгу перед сегодняшними поэтами, своими товарищами по цеху, ибо их дыхание - тот воздух, которым он дышит, и его дыхание - частица того воздуха, которым дышат они.

Поэт в долгу перед своим читателями, современниками, ибо они надеются его голосом сказать о времени и о себе.

Поэт в долгу перед потомками, ибо его глазами они когда-нибудь увидят нас.

Ощущение этой тяжёлой и одновременно счастливой задолженности никогда не покидала меня и, надеюсь, не покинет.

После Пушкина поэт вне гражданственности невозможен. Но в XIX веке так называемый "простой народ" был далёк от поэзии, хотя бы в силу своей неграмотности. Сейчас, когда поэзию читают не только интеллигенты, но и рабочие, и крестьяне, понятие гражданственности расширилось - оно как никогда подразумевает духовные связи поэта с народом. Когда я пишу стихи лирического плана, мне всегда хочется, хочется чтобы они были близки многим людям, как если бы они сами написали их. Когда работаю над вещами эпического характера, то стараюсь находить себя в тех людях, о которых пишу. Флобер когда-то сказал: "Мадам Бовари - это я". Мог ли он это сказать о работнице какой-нибудь французской фабрики? Конечно, нет. А я, надеюсь, что могу сказать то же самое, например, о из моей и о многих героях моих поэм и стихов: "Нюшка - это я". Гражданственность девятнадцатого века не могла быть такой интернационалистической, как сейчас, когда судьбы всех стран так тесно связаны с друг другом. Поэтому я старался находить близких мне по духу людей не только среди строителей Братска или рыбаков Севера, но и везде, где происходит борьба за будущее человечества, - в США, в Латинской Америке и во многих других странах. Без любви к родине нет поэта. Но сегодня поэта нет и без участия в борьбе, происходящей на всём земном шаре.

Быть поэтом первой в мире социалистической страны, на собственном историческом опыте проверяющей надёжность выстраданных человечеством идеалов, - это налагает особую ответственность. Исторический опыт нашей страны изучается и будет изучаться и по нашей литературе, по нашей поэзии, ибо никакой документ сам по себе не обладает психологическим проникновением в сущность факта. Таким образом, лучшее в советской литературе приобретает высокое значение нравственного документа, запечатляющее не только внешние, но и внутренние черты становления нового, социалистического общества. Наша поэзия, если она не сбивается ни в сторону бодряческого приукрашивания, ни в сторону скептического искажения, а обладает гармонией реалистического отображения действительности в её развитии, может быть живым, дышащим, звучащим учебником истории. И если этот учебник будет правдив, то он по праву станет достойной данью нашего уважения к народу, вскормившего нас.

Переломный момент в жизни поэта наступает тогда, когда, воспитанный на поэзии других, он уже начинает воспитывать своей поэзией читателей. "Мощное эхо", вернувшись, может силой возратной волны сбить поэта с ног, если он недостаточно стоек, или так контузить, что он потеряет слух к поэзии, и ко времени. Но такое эхо может и воспитать. Таким образом, поэт будет воспитываться возратной волной собственной поэзии.

Я резко отделяю читателей от почитателей. Читатель при всей любви к поэту добр, но взыскателен. Таких читателей я находил и в своей профессиональной среде, и среди людей самых различных профессий в разных концах страны. Именно они и были всегда тайными соавторами моих стихов. Я по-прежнему стараюсь воспитывать себя поэзией и теперь часто повторяю строки Тютчева, которого я полюбил в последние годы:

Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовётся, -
И нам сочуствие даётся,
Как нам даётся благодать...

Я чувствую себя счастливым, потому что не был обделён этим сочуствием, но иногда мне грустно потому, что я не знаю - сумею ли знего отблагодарить в полной мере.

Мне часто пишут письма начинающие поэты и спрашивают: "Какими качествами нужно обладать, чтобы сделаться настоящим поэтом?" Я никогда не отвечал на этот, как я считал, наивный вопрос, но сейчас попытаюсь, хотя это, может быть, тоже наивно.

Таких качеств, пожалуй, пять.

Первое: надо, чтобы у тебя была совесть, но этого мало, чтобы стать поэтом.

Второе: надо, чтобы у тебя был ум, но этого мало, чтобы стать поэтом.

Третье: надо, чтобы у тебя была смелость, но этого мало, чтобы стать поэтом.

Четвёртое: надо любить не только свои стихи, но и чужие, однако и этого мало, чтобы стать поэтом.

Пятое: надо хорошо писать стихи, но если у тебя не будет всех предыдущих качеств, этого тоже мало, чтобы стать поэтом, ибо

Поэта вне народа нет,
Как сына нет без отчей тени.

Поэзия, по известному выражению, - это самосознание народа. "Чтобы понять себя, народ и создаёт своих поэтов".